Промо
-
Стул надет на Гелендваген
218 / 1 / 5 летЯ заметил, что в нашей нации
Идёт пролонгация профанации.
Не успеешь посмотреть
На цветущий вид акации –
Как тут же, расцветёт фальсификация.
Засыпать бы всё это специями
И уехать бы в Грецию.
Не люблю коррупцию,
Суету, обструкцию.
Кто бы денег дал,
Чтоб поехать на вокзал?
Я бы тому пальто отдал.
Или вам создать скандал?
Доктора науки!
Подайте билетик, sуки!
Поседев от скуки,
Изнывая в муке
Вас спасают внуки
Протирая брюки!
А я простой обыватель,
Одеватель и обуватель.
Трудно мне сползти с кровати,
чтоб просторы покоряти.
Да, и внуков - воспитати
Надо денег насыпати.
Ну, да ладно, всё равно
На дворе ещ холодно.
Не спешите денег дати,
Я ещё дремлю в кровати.
А в апреле прибодрюсь.
Подтянусь и улыбнусь.
Откушу банана вкусь.
Позабыв про свою грусть
Плюну я. Опять уснусь
и во сне мечты коснусь.
В снах о Греции,
при торговле специями,
придётся мне греться
мыслями о терции.
Тон. Ещё пол тона в До,
в минорной гамме.
Толи после, толи до
позвонил я маме.
Говорила мама о гитаре,
и о какой-то, блин, Тамаре.
О раненном санитаре
и армянской деве Маре,
что торговлей увлекалась
бастурмою, в баре.
- А ещё, -
говорила мне мамуля;
- "Твой должок тебе вернули.
Можешь ты лететь как пуля,
всё равно получишь дулю.
Деньги послала папуле,
выезжает он в июле
с неизвестной тётей Юлей
на одном и том же стуле".
Стул надет на Гелендваген,
той же всё армянки Мары,
у которой санитары,
при поддержке той Тамары,
что не избежала кары,
умыкнули водку с тарой.
- Вот спасибо те мамуля!
Они ж, тебя и обманули.
Мне показываешь дулю,
а досталось всё, папуле.
- Как папуле?
- Так! Папуле.
- А ему-то гаду…, hули?
Ему хватит и трусишек
по своей надыть натуре!
- Ты же знаешь, он ведь курит.
- Как, он курит?
- Но не только.
По ночам фанеру шкурит.
- Вот же блин! Его натура
завсегда была как шкура.
- Мам, ты папу не вини,
ведь его лихие дни
далеко были они.
А теперь, в наш новый век
к нам идёт наш человек,
что содержится, прям, в Туле
на одном и том же стуле
с неизвестной тётей Юлей.
- Хорошо сынок, не станем
обсуждать на полу стане,
а то всё мы испоганим…
Ты поведай лучше маме,
от чего в моём кармане
деньги чё-то вылетают.
И куды? Я прям, не знаю?
- Ты же рулишь на трамвае,
а трамваи
после мая
тупаря дают, ты ж знаешь!
- Хоть и поздно говорить,
Но тебе-то я скажу:
Я с Колянычем дружу.
А Колян в трамваях
разбирается.
Утром на работу собирается.
Сам одевается,
Умывается,
Обувается,
А потом всё ходит и мается.
- А чё мается?
- Да, всё за каким-то зайцем гоняется.
- Может за белкой?
- Не! За белкой, я б видела.
- Ты его невзначай не обидела?
- Как обидишь?
Он же трамвайщик.
Ему их надь
разбирать
и обратно собирать,
ведь ему годков-то милый…
- Сколько?
- Восемьдесят пять.
- Ни фига ядрёна тать!
А таких, на работу принимать,
не боятся они, мать?
- Не! У Коли есть конёк.
- Горбунёк?
- Не горбунок.
Он всегда вернёт, то,
Что у кого-то увалок.
- Позитив, но очень странный.
Может это ход обманный?
Ты ему трусы
стираешь?
- У него трусы
как у тебя усы.
Хоть ты этого и не знаешь.
- Мама, я усы побрил, тут жарко.
- Пригласи к себе товарку
Или Галю санитарку,
Что бы пела под гитарку.
- Хорошо!
Не будем ссориться по трубке.
- Я целую тебя в губки.
Разговор прошёл.
Сон мой куда-то ушёл.
Исчерпался, стало быть.
Ладно, надо мне
дальше как-то жить.
Без фантазий,
и оказий.
Без любовных ложных связей.
И без грязи
Надо, тоже, жить.
Всех уважать и со всеми дружить.
Хоть сны бывают и ложными,
Они бывают и важными.
В них видятся люди отважные,
Кто в жизни страдает за каждого.
