Промо
-
"ПО ВОЛЧЬЕЙ ТРОПЕ" (по Д.Лондону, 2010 г.) 3 часть
915 / 0 / 14 лет / 14 летЧАСТЬ 3 « ПО ВОЛЧЬЕЙ ТРОПЕ»
- 12 -
«Звучащий мощно, как набат,
Он снова вызов мне бросает…
Дождись меня, мой кровный брат –
Я скоро возвращаюсь в стаю.
Зов предков не дает забыть,
Что я дитя самой природы,
И не могу в неволе жить,
Вдали от стаи, от свободы…
Служить, как верный пес цепной,
Ждать корма от друзей двуногих –
Я смог бы; только мрак ночной
Мне повелел сойти с дороги.
Повсюду – жалкие щенки,
Им никогда не быть волками,
По мановению руки
В любой момент умрут рабами…
А я спешу в ночи на зов,
Там ждут меня мои собратья,
Я ухожу тропой волков,
Другую вряд ли мог избрать я…»
* * *
« Мне приснился сон, но сон касался яви…
Будто снова я собрался лечь на снег –
Только спал мороз, и снег почти растаял,
Розовел восток, предчувствуя рассвет…
Я смотрел вокруг, и снежная пустыня
Зеленела вся, весна взошла на трон…
И словами мне не передать простыми,
Как я ликовал, откинув капюшон…
Но почуял вдруг горячее дыханье,
Обернулся – там косматый старый пес
Мне смотрел в глаза, как будто в ожиданье…
Старый спутник мой, ты новости принес? –
Только пес лежал среди травы зеленой,
И глаза его меня прожгла насквозь,
Стал угрюмый я и весь опустошенный,
Точно в гроб вошел последний крепкий гвоздь…
И его тоска потекла по жилам,
Мне слепая боль ударила в виски…
Я и сам был псом, дворовым и унылым,
И, глодая кость, хотел завыть с тоски…
Пес меня позвал туда, где волчьи стаи
Завалив оленя, кровью мажут снег…
Где мы вместе с ним, братьев обгоняя,
В глубине оврага ляжем на ночлег…»
* * *
Сверхчеловек… Я знал его…
Он снился мне, он мне являлся…
Но не оставил ничего…
Растаял и не попрощался…
Я описал его таким,
Каким мне виделась стихия,
Он – море… он остался с ним…
И гнев его – шторма лихие…
Как некий демон, он сошел,
Чтоб ненавидеть всех живущих –
И тех, кого не превзошел,
И безнадежно отстающих.
Он победить себя не смог,
Неотвратимо шел к могиле…
Непостижимо одинок,
И обреченный на погибель…
Сжирая сам себя, как зверь,
Он рвет и рушит, бьет наотмашь…
Но пораженье потерпел…
Смерть для него – почти что роскошь…
Никто на свете не готов
Понять его… чего он хочет…
Он – первый волк среди волков,
Жестоких, сильных одиночек…
* * *
С утра - работа, заполдень – халтура,
Ведь не прокормит никакая лесть,
Писать роман так ждет моя натура,
Но это – год работы; а что есть?
Великий Киплинг… с ним одно сравненье
Как добрый виски греет душу мне,
Но рано предаваться опьяненью –
Я до сих пор не победил в войне…
«Сын волка» раскупают… ну, и славно…
Но это – лишь рывок, всего лишь шаг…
Система… все теперь идет по плану…
Работай, если сам себе не враг…
И каждый доллар бесконечно ценен…
Стучит машинка, из окна сквозит…
Побольше красок каждой новой сцене,
Пусть в каждом слове сила говорит…
« Я бесконечно должен денег…
Вся жизнь – один нелепый долг…
Я не транжира, не бездельник…
И это все сбивает с ног…
На каждый цент – пять центов долга…
Где край? – я выжат, как лимон…
Но подожду еще немного…
Есть шанс… один на миллион…»
* * *
Гнев рабочих – не напрасен и оправдан…
Наша сила только крепнем с каждым годом…
Наши цели только ближе с каждым шагом…
Ваш, во имя Революции, - Джек Лондон…
Сколько глаз еще готовятся раскрыться,
Чтоб увидеть то, что тщательно скрывали,
Чтоб узнать, какое зло вокруг гнездится,
И услышать тех, кто выживет едва ли…
Кто со дна так жадно тянет руки к солнцу,
Умирая без своей краюхи хлеба,
Невелик их выбор: смерть или бороться…
Я готов идти упорно… до победы…
Джон-Ячменное зерно всегда подскажет:
Ни к чему борьба, налей – и выпей залпом…
То, что трезвому сознанье будоражит –
То хмельному завсегда не сдалось даром…
Пауки, с обеда пригубив мартини,
Тянут сети, как на виселице петли…
Налегай, рабочий, в общей паутине,
Быстро жуй кусок… и поспеши… не медли…
Если вам не по нутру собачья доля –
Значит, лямки вам теперь тянуть недолго…
Хватит каторги… хоть раз вдохните воли…
Ваш, во имя Революции, - Джек Лондон…
* * *
… Изнеженные, бледные, пропитанные ложью…
Решившие, что хлеб растет на хлебном дереве…
Я приглашен к обеду, я к вам отныне вхожий,
Но главное во мне увидеть не сумели вы…
Я – тот же самый плут, матрос, рубаха-парень…
Я просто приоделся и знаю этикет…
Я пару лет назад уже встречался с вами,
Я и тогда писал… но скверно был одет…
И вы меня вблизи никак не разглядели,
И на обед меня тогда никто не звал…
А те, кто замечал, возвышенно терпели,
Когда, сбиваясь, им рассказы я читал…
О, буржуазный рай… край умственно отсталых…
Вас, словно щит, хранит давно открытый счет…
В болезненных телах с умом детишек малых
Давно гнездится страх, и спать вам не дает…
Когда такой как я смог на ноги подняться –
Не это ли вам знак, что век ваш пережит?
Лишь нищий и голодный не побоится драться,
Чтоб вырвать свой кусок, пока не лег на щит…
За модой не поспеть; пока меня читают
Я волен делать все, что сердце повелит,
Вам проще выживать, поскольку сбились в стаю…
А я – сам по себе… и мне весь мир открыт…
Кивну на комплимент – меня читали ночью?
«Какая сила слов!» - я только улыбнусь…
Спасибо за обед… и отправляюсь прочь я
Туда, где наконец собою остаюсь…
«Безжалостна Железная пята…
Он – как смерть, а может – даже хуже…
Обезумев, голодная толпа,
Рванется, чтобы убивать и рушить…
Кто хочет драки, и почуял кровь,
Кто не желал быть загнанным животным –
Идут… проклятья и звериный рев…
Чтобы осесть под ливнем пулеметным…
Вам не уйти уже из-под пяты,
Вы захрустите, ломкие, как спички,
Вы – масса, вы ведомы и глупы,
Умрете – как и жили – по привычке…
Неважно, сколько вас умрет от пуль,
От голода, от драк и от болезней –
Вас слишком много; крик ваш утонул…
Замена вам отыщется на месте…
Волна разбилась, словно об утес,
Лишь разозлив ударом исполина,
Он страшное проклятье произнес –
И захрустели сломанные спины…
Не вам тягаться с вечною Пятой,
Ни вам, ни вашим детям и ни внукам –
Рожденные под общею звездой,
До гроба обреченные на муку…
Назад, толпа, назад… обратно в грязь…
Всегда есть кнут для тех, кто зазевался…
Железная Пята имеет власть,
И лишь безумец в этом сомневался…»
* * *
Белый пришелец в белом безмолвии…
Бросивший вызов дикой земле…
Холодные бури ответят тебе,
Готовят обвалы ледник на надгробие,
Но ты, не страшась, вышел в путь на заре…
Белый пришелец в белом безмолвии…
Белая мгла прошептала напутствие…
Ложные солнца спешат ослепить…
Если осмелился чашу испить –
Некогда думать и верить в предчувствия:
Ты должен выжить и даль покорить…
Белая мгла прошептала напутствие…
Белый пришелец, не время сворачивать –
Север уже тебе руку пожал…
Ты не споткнулся и не задрожал…
Незачем жизнь понапрасну растрачивать…
Ты отдохнул и быстрей побежал…
Белый пришелец, не время сворачивать…
* * *
« Я вовсе не стремлюсь писать как можно больше…
Но тысяча слов в день – есть заповедь моя,
Когда разбогатею, смогу позволить роскошь –
Тогда смогу работать все чаще для себя…
От нынешних забот зависит, как мне выжить…
И чем кормить семью, и чем платить за дом…
Я должен пробиваться в краю бульварных книжек,
А настоящий труд оставить на потом…»
- 13 –
«ЛЮДИ БЕЗДЫ»
Едва взглянув на новое жилье
Он попрощался и исчез бесследно…
И скрылся, облачившийся в тряпье,
В трущобах обнищавшего Ист-Энда…
Послав литературные круги,
С их диспутами в адрес инноваций,
Он прыгнул в Ад, чьи недра глубоки,
Чтоб ужасом донельзя напитаться…
А после рассказать, чем дышит дно,
Как страшен Лондон, сердце поражая…
Где смерть и горе вечно заодно,
Уродуя, калеча, унижая…
И нищета, как некий ореол,
Здесь расцвела и показала силу…
Здесь бросили людей на произвол –
Чтоб догнивали, а потом – в могилу…
Полмиллиона душ… в них нет нужды…
Ни обществу, ни городу, ни свету…
Здесь за медяк посадят на ножи…
Но как же так? – никто не даст ответа…
Он снял здесь комнату и начал наблюдать…
Он здесь – как свой… он жил недавно так же…
Никто, как он, не смог бы написать…
Никто, как он, про бездну не расскажет…
Эй вы, аристократия бумаг,
Вы – критики и модные писаки…
Смогли бы с головой уйти во мрак,
Где тут же оживут все ваши страхи?
«Дно волчьей ямы… мир оцепенел…
И никакого проблеска надежды…
Повсюду смрад давно не мытых тел…
Лохмотья – как подобие одежды…
Вот как сейчас живет рабочий люд…
Вот – «сбои политический машины»…
Их призраки однажды к вам придут…
Они почти мертвы и ждут кончины…»
Он чувствовал – пора забыть Клондайк…
Для новых книг нужны иные темы…
Чтоб дальше жить – пиши и продавай…
Все продается… все имеет цену…
* * *
«Война? Да, я видел войну…
Я крался за нею, как тень…
И некому ставить в вину,
Что бойня так манит людей…
Им нужно про это читать,
Им хочется новых сенсаций…
Когда не спешат издавать –
Уехал… Куда мне деваться?»
...Снова в море… на утлой джонке…
Воет ветер над Желтым морем…
Налетает стихия вдогонку…
И вот-вот под себя зароет…
В этом деле нельзя дать осечку –
Кредиторы оставят без дома,
Снова холод… и ночь бесконечна…
Но я должен добраться до фронта…
Репортажи из центра бойни –
Приключение либо ошибка…
Но я рад и предельно спокоен,
И в Чемульпо прибуду с улыбкой.
…Отморозил конечности… что же…
Долог путь, это только начало…
На Клондайке бывало и хуже,
Только стужа меня не сломала…
* * *
Немыслим мир без женщин… но время подгоняет…
И я готов уплыть за тридевять земель,
Туда, где мне никто работать не мешает,
Где звезды в вышине и палуба-постель…
Коль скоро Рождество – семейство ждет подарков…
Но я почти банкрот и ставлю все на кон…
Бывает, что проснусь – так нестерпимо жарко…
Как зверю ставят мне флажки со всех сторон…
…Волк Ларсен… демон…зверь… к тебе теперь взываю,
Ты так давно со мной… скорее – оживай…
И как бы ни пошло – я выкручусь… я знаю
Что это не финал и далеко не край…
Все только впереди; пусть душу рвет смятенье –
Я все еще силен, и, как железо, тверд…
Роман почти готов, и каждый божий день я
Жду чека… и тогда готов вернуться в порт…
Я должен победить, и я разбогатею…
Да, я социалист… но хватит нищеты –
Я за столом сижу неделю за неделей,
И вовсе не затем, чтоб не достичь мечты…
А женщины мои… поймите и простите…
Я слишком долго ждал… ловил свою мечту…
И если час пробьет – на волю отпустите,
Я точно возвращусь… когда весь круг пройду…
* * *
«Вы кормите студентов манной кашей,
И в каждой мысли ищете подвох,
Коль слепы вы и глухи – воля ваша…
Но как бы не застали вас врасплох…
За русских братьев… и у них учиться,
Как раздавить раздувшихся клещей…
Поступок их на многих отразится,
Изменит положение вещей…
«Он – красный, анархист и подстрекатель!
В тюрьму его…» - я не боюсь тюрьмы…
Я – реалист, отнюдь не прорицатель…
А вы, друзья, не слишком-то умны…
Вы сами и готовите ту почву,
В которой прорастет великий бунт,
Я родину люблю и не порочу,
Но много гнили процветает тут…
Я говорю… на мысль имею право,
И не боюсь газетной трепотни,
Пусть обо мне идет дурная слава –
Впустую не потрачу мои дни…
Несу я весть, которой вы боитесь,
Или сочтете бредом – выбор ваш…
Ведь в глубине души себя стыдитесь…
Социализм – реальность, а не блажь…
Он в новом веке о себе заявит,
Пусть мне до этих дней и не дожить…
Но ваше самомненье вас отравит,
Когда никто не станет вам служить…»
«Духовное и материальное…
И кто кого? Не в этом ли вся соль?
Душа или физическая боль –
И жизнь сама… всегда парадоксальная…
Роман удался, без сомнений – так…
Пусть критики кусаются беззубо:
Я – и читатель… мы поймем друг друга…
И я упрямо поднимаю флаг…
Я победил, я вырвался на воздух,
Теперь – сбегу, куда глаза глядят,
Пусть сотни отговорок мне твердят –
Им не понять, что жить желаю просто:
Мне нужен мир с великой красотой,
И приключенья, а отнюдь не затхлость…
Как только я почувствую усталость –
Тотчас сбегу в великий край морской.
Дружище «Снарк»… ты дорого мне вышел…
Теперь ты – дом, семья и кабинет…
Пусть все ошибки по моей вине –
Я весь в движенье, а не обездвижен…
А если карты лягут – я умру:
Так в чем печаль? Найду покой в пучине,
Такая смерть – достойная мужчины…
Готовься, «Снарк»… уходим поутру…»
- 14 -
После шторма – затишье, ни звука…
Все, как в вечности, сковано сном…
Примостившись на крышке люка,
Он писал… о себе самом…
И в едином порыве вложил,
Как он чувствовал, грезил и видел…
Он не знал: через год с небольшим,
В мир придет навсегда Мартин Иден…
А еще через несколько лет,
Сам создатель, безумно уставший,
В одночасье оставит свет,
И отправится за персонажем…
Вспоминая себя молодым,
И способным сворачивать горы,
Он рассеивал время, как дым,
И предвидел – все кончится скоро…
Он писал завещанье для всех,
Сам не зная о том, что пророчит…
Как его убивает успех,
И, как червь, его палубу точит…
Он писал о простом пареньке,
Из бесследно растаявших дней…
А тем временем плыл по реке,
Где по курсу – долина теней…
* * *
«Пусть шторм ревет, в бессильной ярости пытаясь
Пробить борта и с треском мачты обломать,
То отступив, то с новой силою бросаясь,
Как некий зверь, готовый рушить и терзать,
Я ждал его… почти волнами смытый за борт,
Я поднимался и спешил схватить штурвал…
Я усмехался: не по мне носить вам траур…
И вспоминал… и вспоминал… и вспоминал…»
* * *
«Бродяжничество? – тридцать дней…»
«Где адвокат?» - «Нет у скотины адвокатов…»
Я любовался Ниагарским водопадом –
И вот – система… я смирился с ней…
Хлеб и вода; в постели – полчища клопов…
Ну, через месяц вы заплатите сполна…
Раз нет работы – в чем моя вина?
Как можно дальше я бежать готов…
* * *
«Кто сказал, что я вернулся нищим,
Нахлебавшись боли и невзгод? –
Я привез с Клондайка сотни тысяч,
Словно банк хранит их мой блокнот.
Север одарил меня так щедро,
Как не мог представить я себе…
Ни к чему слова… скорей за дело…
Сколько мыслей бродят в голове…»
* * *
О, бесконечные диспуты:
Нравственность, долг, Конституция…
Сила рабочих приступом
Свалит на землю коррупцию…
Я бесконечно уверен –
Закончится это безумие…
Мы, кажется прямо у цели…
Но вот растворяюсь в шуме я…
…Это шумит прибой,
Будто мне знак подавая:
Измотанный долгой борьбой
«Снарк» подплывает к Гавайям…
Тысяча слов ежедневно –
Работаю, как автомат,
Стерся из мыслей бесследно
Далекий издательский ад…
« ПРОКАЖЕННЫЕ»
Они попросили меня» «Напиши
Что счастливы мы…» Так и есть, в самом деле…
Как много великой и щедрой души
Увидел я в каждом болезненном теле…
Среди прокаженных я жил, не страшась
Что сам заражусь и сгнию постепенно…
Гораздо страшнее обратно попасть –
В объятья пустого и душного плена…
Не здесь прокаженные… там, где я рос –
Вот там и есть царство ужасной болезни…
Я сам ту болезнь на себе перенес…
А здесь – чистый воздух, улыбки и песни…
Они умирают; но каждый их день
Для них есть отрада, а вовсе не пытка…
Я мог бы остаться у них насовсем,
Но знал: это будет большая ошибка.
Как много еще я спешу повидать…
Роман не закончен… и снова в дорогу…
Что мог на прощанье я им пожелать? –
Удачи… ведь все мы отправимся к Богу…
Я сравнил глаза их с глазами людей
Прогрессом и алчностью преображенных…
Я сделаю круг по соленой воде,
Чтоб в мир возвратиться… других прокаженных…
«О, белый человек… ты бросил взгляд -
И мысленно забрал себе наш остров…
А мой народ так был когда-то рад
Пустив к себе безжалостного монстра…
Свободу нашу променяв на ром,
А солнце наше променяв на бусы
Мы прокляли себя; и поделом –
Мы были войнами, а вот умрем как трусы…
Но я – последний, кто не станет ждать,
Когда, под звон цепей, его пристрелят…
Я покажу, как нужно воевать,
Веревке не позволив смерить шею…
Пусть навсегда смертельно заражен
Я «милостью» великих бледнолицых –
Я, пулями, копьем или ножом,
Вам не позволю дальше расселиться…
Мой остров был прекрасен; мой народ
Был весел и умел держаться вместе…
Ну, а теперь – он заживо гниет…
И навсегда умолкли наши песни…
…И я держу последнюю тропу –
Вы не пройдете и сорветесь в пропасть…
Знай, белый человек, что я живу,
И разнеси по миру эту новость…
Могилой станет мне моя земля,
Которую люблю и поцелую…
И пусть другим покажет смерть моя
Как мертвецы по-крупному рискуют…»
* * *
Дом… ему нигде не будет равных…
Дом, где радость будет бить ключом…
Пусть к чертям идут другие планы –
Не желаю думать ни о чем…
Обнимаясь с матерью-природой,
В нем я поселюсь и там умру…
Вот – мечта, ее увижу скоро
У ручья умывшись поутру…
Хватит странствий, я хочу покоя…
Чтобы жить и чувствовать исток…
Я уйду последним с поля боя –
Но сейчас я – вырванный листок…
Ветер меня носит, не давая
Хоть на миг отвлечься от забот…
Время, жадно силы выпивая,
Может скоро выставить мне счет…
Я устал от постоянных сплетен,
От долгов, от шума, от толпы…
Знаю – век людской не бесконечен…
Очень скоро я сойду с тропы…
Строить свое логово… пожалуй,
В нужный час решил я нору рыть…
И, куда б дорога не лежала,
Я хочу однажды все забыть…
«…Когда теряешь веру, то взамен
Получишь только кубок, полный яда…
Как жаль, что наступил однажды день,
Когда мне ничего уже не надо…
Я верил в революцию; она
Казалась мне неотвратимой правдой…
И знаю я: тут не моя вина,
Что оказалось все пустой бравадой…
А партия – лишь горсткой трепачей…
Слова их никогда не станут делом…
Что толку от возвышенных речей,
Когда они хотят остаться в белом?
И никогда ни в чем не пачкать рук…
Бороться – только сотрясая воздух…
Рабочий – мой товарищ, брат и друг –
Ты был обманут… дешево и просто…
Социализм всегда в моей крови,
О нем я говорю теперь в застольях…
И, прожевав бифштекс, друзья мои
Кивают: «Да, страшна рабочих доля…»
И все не то… богат и знаменит…
При этом – беден… сердце опустело…
Газеты пишут» «Он вошел в зенит!» -
Но жить донельзя мне осточертело…
Наверно, новый дом подарит мне
То самое, за чем я долго гнался…»
Но ночью дом сгорел дотла в огне…
А Джек смотрел… и горько улыбался…
* * *
Опустошен… Давно устал писать…
Сгорел мой дом… друзья бегут, как крысы…
И все, что невозможно наверстать,
Мне говорит, что мой финал так близок…
Все то, что я задумывал как Рай,
Как воплощенье всех моих мечтаний –
Исчезло… пена хлещет через край…
А может, это дело божьей длани?
Но в чем я виноват? я так страдал,
Что мученик любой в расчет негоден…
Я сам себя придумал и поднял,
И верил только одному – свободе…
Всегда любил людей, ценил их дух,
Что позволяет им «людьми» назваться…
И письменно, а иногда и вслух,
Их призывал такими оставаться…
Теперь я – ветеран; тупая боль,
Мне извещает, что пора проститься…
Изматывает тело алкоголь,
А сердце – то давно устало биться…
Но я пишу… мне есть, о чем сказать…
Я дам последний залп, пусть все увидят,
Как сильные умеют умирать…
Я – это ты, приятель мой, Март Иден…
Теперь я, как и ты, лишен основ…
Зачем мне жить? Зачем еще бороться?
Но я в пучине сгинуть не готов…
Я остаюсь… и утром встречу солнце…
- 15 -
Пятьдесят моих книг… в них легла моя жизнь…
Мои детство и юность, и зрелые годы…
Время мне прошептало: «Старик, оглянись –
Не припомню, чтоб ждал ты у моря погоды…
Ты шагал широко, ничего не страшась,
Ты – один из немногих, кто выдержал бури,
И талант сохранив, и пройдя через грязь,
Ты не стал изменять человечьей натуре…
Сорок лет? Да тебе уже семьдесят, брат…
Пять часов в день на сон, девятнадцать – работе…
Нет свечей, что всегда, бесконечно горят…
Что поделать – и твой час последний приходит…
Не грусти… эту жизнь ты не тратил зазря,
Не разменивал на повседневную мелочь…
За закатом всегда возгорится заря,
Важно то, что успел на земле этой сделать…
Посмотри: это ранчо ты видел во снах,
Когда мерз, полумертвый, в товарных вагонах…
Твое имя у мира всего на устах…
Ты добился всего… ты достоин был трона…
Когда сказано все – улыбнись и уйди,
Толку нет от немыслимо долгих прощаний…
Пятьдесят твоих книг; все теперь позади…
Не придет новый день, пока ночь не настанет…»
* * *
Отец… я плоть твоя… я по тебе тоскую…
Неважно, что судьба нас раскидала врозь…
Я мог бы жизнь избрать пустую и простую,
Но вывела меня на свет немая злость…
Отец… ведь мне тебя всегда недоставало,
И как бы я хотел увидеться хоть раз…
Но жизнь щелчками нам по миру раскидала…
Я чувствовал тоску… и чувствую сейчас…
Бог сына мне не дал, и род наш увядает…
Но дочери мои – прекрасны и чисты…
Как жить? Пока еще мне жизнь подарки дарит…
Я, сидя за столом, царапаю листы…
Мой пик давно уж взят, я движусь по наклонной,
И сам осознаю, что выхожу в тираж…
Остался далеко тот паренек голодный…
А я коплю свой жир, любуясь на пейзаж…
Я больше не боец, и с каждым днем – угрюмей…
Но все равно пишу, хоть гаснет интерес…
И по ночам не сплю, застыв в нелепой думе:
Что так хочу быть «там», и ненавижу «здесь»…
* * *
Собачья верность – ни чета людской,
Собачья злость – людской честней стократно…
Я помню, как вожак упряжки мой,
Пропал в пурге и сгинул безвозвратно…
Что стало с ним? Погиб в когтях зимы?
А, может быть, прибился к стае волчьей?
Я помню: рядом с псом сидели мы
Далекой той, полярной лютой ночью…
Горел костер… живительный огонь
Назло морозу помогал нам выжить…
Как мог я знать, что сбудется потом,
Все то, что в детстве вычитал их книжек…
Джек Лондон… ест промерзшие бобы…
До Севера – был устричным пиратом…
Держал в мозгу великие дары…
… Ах, как же я вынослив был когда-то…
«…Меня схороните на этом холме…
Чтоб был я спокоен в последней обители…
Надгробие позже воздвигните мне –
Тот камень, который отвергли строители…
Здесь я, недоступный для теплых лучей,
Спокойно усну, суетой утомленный…
Теперь я свободен, теперь я – ничей…
В своей усыпальнице… хижине скромной…
Довольно ошибок, мучений, побед –
Я знаю, финал неотступен и близок…
Жизнь стала мне в тягость и сходит на нет…
Но ты иногда меня вспомни, Элиза…
Ты в сердце останешься, так же близка…
Цветов принеси иногда утром ранним…
Когда меня снова замучит тоска –
Тебя буду ждать, погребенный под камнем…»
* * *
Ни дна, ни потолка… пропала середина…
Опустошенье мне давно сдавило мозг…
Не побелят виски ненужные седины,
И часто снится мне кладбищенский погост…
Я пуст… я истощен… инерция иссякла…
Не только я споткнулся о каменный порог…
И как бы я хотел на миг вернуть обратно
Частичку бытия… но слишком занемог…
Я погружаюсь в сон… проклятые лекарства…
Вы лечите меня, хотя давно я мертв…
Я возвращусь назад… я должен попытаться…
Я что-то упустил… но вот сейчас – готов…
Что мне подарит сон? наверное, последний…
И кто придет за мной – крылатый или черт?
Я ухожу туда… в углах сгустились тени…
И знаю: в этот раз не попаду я в порт…
* * *
…Знакомый снег вокруг…
Здесь отзвучали клятвы…
Сюда вернулся он, вернулся насовсем…
«Ну, здравствуй, старый друг…»
«Ну, здравствуй, провожатый…»
Так человек и пес ушли в морозный плен…
Январь – апрель 2010 года
Василий Евдокимов
