У полковника дома с утра кавардак.
Только ходики шепчут чуть слышно: тик-так.
Солнце тщетно пытается сбить полумрак
И всех призраков выгнать на двор.
На часах у полковника вечные «шесть»,
Это надо учесть, так что призраки здесь.
Солнце пыжится в окна сквозь щели пролезть
бронированных, плюшевых штор.
Петербург накрывает сезоном дождей,
Он четырнадцать лет ждет своих дочерей.
Он бухает с тенями ушедших вождей,
И боится остаться один.
Может кто-нибудь вспомнит о нем и придет,
Может кто-то возьмет, может кто-то нальет.
Или просто его телефон наберет,
На пороге его именин.
Эй, полковник! Эй, полковник! Эй, полковник!
Твое время еще не пришло!
По ночам к нему странные ходят друзья,
Выступают из стен, шасть к столу и сидят.
Они не говорят, они просто глядят,
И полковник не может заснуть.
Он кричит им: Во всем виновата страна!
Да пошли они в, да пошли они на...
Никому не нужна была это война!
Не они этот выбрали путь...
Проклиная бездарность столичных лжецов,
Всех и каждого помнит полковник в лицо!
Всех, кого положил на просторах песков,
Тех, кто ходит к нему по ночам!
Все пути ведут в Рим, все закончится здесь...
На столе инсулин, на часах его шесть.
Но пока не растрачены совесть и честь,
Он согласен платить по счетам!
Эй, полковник! Эй, полковник! Эй, полковник!
Твое время еще не пришло!
Когда незачем жить, когда нечего жрать,
когда нечего ждать... остается бухать.
И ни сколько не страшно, друзья, умирать,
Каждым утром, под вечные «шесть».
И к виску поднимается старый наган,
И курок собирается бить в барабан,
И полковник наполнит последний стакан,
И свершится великая месть.
Но пробита броня его плюшевых штор,
Утро снова отсрочит его приговор.
Он уронит наган на зеблеваный стол
И уснет как всегда в драбадан.
Он последний рубеж и последний оплот.
Его комнату больше никто не сдает,
В его комнате больше никто не живет.
Только кто-то поет по ночам:
Эй, полковник! Эй, полковник! Эй, полковник!
Только ходики тихо: тик-так...