Промо
-
Каракуль. Сентиментальная песня из подворотни
343 / 1 / 8 летI:
Мы познакомились, когда нам было плохо:
тебя без сдачи муж на куклу разменял,
а я в ночи мобилу отжимал у лоха,
но, что боксёр он, я тогда ещё не знал.
Шёл дождь. Ты плакала, а я валялся в луже,
судьбу-злодеюшку по матери браня,
не ведал я, что через миг мне станет хуже,
когда во тьме ты наступила на меня.
"Алё, гражданочка! Что прёшь на человека?
В очочках резкость наведи ты, как-никак!"
В ответ поэзия серебряного века
и слёзы словно монпансье на лапсердак.
"Простите, Господи!" - платок пропитан кровью, -
"Загладить чем для вас могу свою вину?"
А я смотрю лишь на чулки у изголовья
и в их ажуре задыхаюсь и тону.
Из книги Бунина ты вырвала страницу
и пишешь адрес остриём карандаша,
а дождь всё льёт на златоглавую столицу,
как из бездонного медведицы ковша.
Припев:
Каракули, каракули
расплылись на листке,
ты в сереньком каракуле
и с томиком в руке.
Березы горько плакали
и морщились дома,
когда в тебя в каракуле
влюбился без ума.
II:
С тобою год уже в сожительстве отмотан,
а год для фраера вполне приличный срок,
привыкла семечки ты лузгать по субботам,
а я узнал, прикинь, хоть кто такой Ван Гог.
Я бросил пить давно, сказав "Адьё!" циррозу,
но на челе моём сомнения печать -
не перемены, а скорей метаморфозы
в тебе отчетливее начал замечать.
Ты стала чаще говорить "в натуре", "скока",
а мне ножом по сердцу те слова твои,
ведь я теперь читаю Александра Блока
и в переводах Алишера Навои.
Но в тот момент, когда ты высморкалась в шторы,
сдержать не смог я больше гневных слов,
и вслух сказал то, чем пестрят заборы,
и окрестил тебя "амёбой без мозгов".
Ты разрыдалась от тирады этой скотской
и запустила красным томиком в меня.
"Какой поэт тяжелый этот, сука, Бродский" -
я размышлял впотьмах, за йодом семеня.
Припев:
Царапаю каракули
а на душе темно,
ведь ты, подобно Дракуле,
пьешь кровь мою давно.
Печальна жизни фабула,
роман наш без колёс
по бешеной параболе
несётся под откос.
III:
Всё чаще ты по кабакам да по шашлычным,
все реже дома, у родного очага.
И нет уже у нас мгновений жизни личной,
уже Цветаева тебе не дорогА.
Ты стала вещи выносить, не зная края,
и антикварный даже сплавила буфет,
когда, о том я даже не подозревая,
сидел в Большом и любовался на балет.
К тебе с визитами приходят злые люди,
которым я бы не подал и пятака,
ведь я боюсь до омерзения, до жути,
тех, кто не знает даже сказок Маршака.
И я не выдержал, и ранним майским утром
я выбрал меньшее из всех житейских зол,
не стал латать края пробоин в чувстве утлом,
а взял Ахматовой трёхтомник и ушёл.
* * *
Шёл дождь. Шёл я в музей. А ты валялась в луже,
сверкая бедрами похабно, без интриг.
Я не узнал тебя...
Возможно был простужен,
лишь из каракуля свой поднял воротник.
Припев:
Размыв судьбы каракули,
с небес течёт вода,
и хоть в Каракалпакию
сбежать бы от стыда.
Чтоб журавли отплакали
и ветер развенчал
тот день, когда в каракуле
тебя я повстречал.
